Я понял. у меня разлитие желчи.
про весыВесы.
Коротко — эстет хуев. Семь пятниц на неделе — а туда же: пикассо, гогены-хуены, о святое искусство, а ведра мусорного за собой вынести не догадается. Не до того. Всю сознательную жизнь мечется в поисках светлого идеала, поэтому времени на то, чтоб научиться готовить или пришивать пуговицы не находит. Любит принарядиться, при этом заебет всех окружающих, выбирая между вооон тем с перламутровыми пуговичками и воооот этим с шелковой отстрочкой. Не дурак сходить налево, при этом может иметь постоянного партнера и объяснять измены тем, что душой он всегда верен Единственному/ой, а тело — это так, суть прах зловонный. В общем, тот еще гондон. Гоняется за душевным равновесием, которое для Весов в принципе недостижимо, потому что блядская натура всегда перевешивает высокодуховные идеалы. Как и все нерешительные уебаны, зачастую мучается нервическими болезнями навроде псориаза и гастрита. Завистлив, но не злобен. Склонен подставлять задницу, причем делает это исключительно из мазохистической любви к человечеству, а не с целью что-то заполучить. Выглядит обычно нежным и печальным, пробуждает опасное желание приласкать и взять под крыло, чего делать не стоит ни в коем случае, потому как мозг Весы умеют выносить лучше всех остальных знаков, вместе взятых. Находится, сцуко, в постоянном когнитивном диссонансе между реальностью и желаемым, потому что лох.
Le Diable! - первая - положительная степень - употребляется главным
образом при обыкновенных душевных движениях, когда что-нибудь случается
вопреки нашим ожиданиям - например, когда при игре в кости выпадает
одинаковое число очков, - когда вас, как Ла Флера, сбрасывает лошадь, и так
далее. - Наставление мужу рогов по этой же причине всегда вызывает возглас:
Le Diable!
Но если неожиданная случайность заключает в себе нечто вызывающее, как
это было, когда лошадка бросилась наутек, оставив опешившего Ла Флера в
ботфортах, - это уж вторая степень.
Тогда говорят: Peste!
Что же касается третьей -
- Но здесь сердце мое сжимается от жалости и сочувствия, когда я
раздумываю, как тяжек должен быть уд ел столь утонченного народа и какие
горькие страдания должен был он претерпеть, чтобы быть вынужденным ее
употреблять. -
Вкладывайте мне в уста, о силы, оделяющие язык наш красноречием в
несчастии! - что бы ни выпало на мою долю, - вкладывайте мне в уста одни
лишь пристойные слова для выражения моих чувств, и я дам волю моим
естественным порывам.
- Но так как подобные слова были не в ходу во Франции, то я решил
принимать каждую приключившуюся со мной беду молча, не отзываясь на нее
никаким восклицанием.